Николай Кипнис, кандидат юридических наук, доцент,

член Адвокатской палаты г. Москвы

ЗАЩИТА КОНСТИТУЦИОННЫМ СУДОМ РФ

ПРАВ УЧАСТНИКОВ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

Современную правоприменительную практику уже невозможно представить без так называемых «правовых позиций» Конституционного Суда РФ (далее – КС, Суд), выражаемых Судом в принимаемых им постановлениях и определениях[1].

Одной из сфер «пристального внимания» КС являются часто возникающие вопросы о соответствии Конституции РФ отдельных положений уголовно-процессуального законодательства. Так, при анализе основных вопросов, поставленных гражданами, их объединениями и государственными органами в своих обращениях в КС в 1995 – 2004 гг. было установлено, что из 113230 обращений 23366 (20,5%) касались конституционности уголовного и уголовно-процессуального законодательства[2].

Как представляется, данное обстоятельство можно объяснить следующими факторами:

• с декабря 1993 по июль 2002 г. уголовное судопроизводство регламентировалось Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР 1960 г. (с последующими изменениями и дополнениями), в котором не только значительное количество конкретных норм, но и концептуальные начала (Кодекс создавался в иную историческую эпоху) не в полной мере соответствовали закреплённым в Конституции РФ демократическим принципам судопроизводства, в том числе принципу осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (п. 3 ст. 123 Конституции РФ);
• вступивший в силу с 1 июля 2002 г. новый Уголовно-процессуальный кодекс РФ (далее — УПК РФ) от 18.12.2001 г., недоработан с точки зрения законодательной техники, что обусловлено, среди прочего, элементарной «небрежностью» законодателя, а также сложностью комплексного охвата взаимосвязанных положений отдельных правовых институтов, подвергшихся коренному реформированию. Кроме того, УПК РФ в некоторых случаях не разрешил однозначно спорные теоретико-практические вопросы уголовного судопроизводства, которые обсуждались учёными-процессуалистами ещё в советское время.

Небольшой объём журнальной статьи не позволяет нам детально проанализировать все решения КС, касающиеся уголовно-процессуального законодательства, поэтому мы рассмотрим всего несколько показательных примеров.

Решая вопрос о круге лиц, которые по общему правилу могут быть представителями потерпевшего и гражданского истца в уголовном судопроизводстве, законодатель в ч. 1 ст. 45 УПК РФ указал: «Представителями потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя могут быть адвокаты, а представителями гражданского истца, являющегося юридическим лицом, также иные лица, правомочные в соответствии с ГК РФ представлять его интересы». В правоприменительной практике возник вопрос, не содержит ли фраза «представителями могут быть адвокаты» императивное предписание о том, что представителями потерпевшего и гражданского истца должны выступать исключительно адвокаты, либо указанное словосочетание имеет в виду, по сути, альтернативу выбора представителя?

Давая ответ на этот вопрос, КС в определениях от 5.12.2003 г. № 446-О и 447-О и от 5.02.2004 г. № 5-О проанализировал различие в регламентации Конституцией РФ права граждан на получение квалифицированной юридической помощи. В соответствии со ст. 48 Конституции РФ, каждому гарантируется право на получение квалифицированной юридической помощи (ч. 1); каждый задержанный, заключённый под стражу, обвиняемый в совершении преступления имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) (ч. 2). КС подтвердил, что применительно к подозреваемым и обвиняемым Конституция РФ связывает реализацию права на получение квалифицированной юридической помощи именно с помощью адвоката[3], что нашло своё закрепление в ст. 49 УПК РФ, согласно которой в качестве защитников – лиц, осуществляющих защиту прав и интересов подозреваемых и обвиняемых и оказывающих им юридическую помощь при производстве по уголовному делу, — допускаются адвокаты. Однако, сравнивая между собой части 1 и 2 ст. 48 Конституции РФ, КС указал, что поскольку ч. 1 ст. 48 не уточняет, кем именно должна быть обеспечена квалифицированная юридическая помощь нуждающемуся в ней гражданину (в том числе потерпевшему и гражданскому истцу), то конституционную обязанность государства обеспечить каждому желающему достаточно высокий уровень любого из видов предоставляемой юридической помощи нельзя трактовать как обязанность пользоваться помощью только адвоката. Соответственно, право потерпевшего и гражданского истца на получение юридической помощи не может влечь за собой возникновение у него обязанности обращаться за юридическими услугами только к членам адвокатского сообщества. КС пришел к выводу о том, что ч. 1 ст. 45 УПК РФ (основанная на ч. 1 ст. 48 Конституции РФ) не может быть истолкована как исключающая участие лица, не являющегося адвокатом, в уголовном процессе в качестве представителя потерпевшего (гражданского истца, частного обвинителя). В противном случае указанные лица были бы лишены права обратиться за юридической помощью к тому, кто, по их мнению, вполне способен оказать квалифицированную юридическую помощь, что фактически приводило бы к ограничению свободы выбора, к понуждению использовать вопреки собственной воле только один определённый способ защиты своих интересов и противоречило бы ст. 52 Конституции РФ, согласно которой права потерпевших от преступлений подлежат охране законом, а государство обеспечивает им доступ к правосудию и компенсацию причинённого ущерба. Кроме того, обвиняемый, не имеющий возможности, в частности материальной, пригласить адвоката по своему выбору, вправе ходатайствовать о предоставлении ему защитника по назначению (ст. 16 УПК РФ). Потерпевшего же, как и гражданского истца, уголовно-процессуальный закон таким правом не наделяет. В случае отказа в допуске того или иного лица, выбранного ими, в качестве защитника они вообще лишаются возможности реализовать в уголовном процессе своё право, гарантированное ч. 1 ст. 48 Конституции РФ. Таким образом, ч. 1 ст. 45 УПК РФ по её конституционно-правовому смыслу не исключает, что представителем потерпевшего и гражданского истца в уголовном процессе могут быть иные – помимо адвокатов – лица, в том числе близкие родственники, о допуске которых ходатайствует потерпевший или гражданский истец.

Согласно ч. 8 ст. 42 УПК РФ, по уголовным делам о преступлениях, последствием которых явилась смерть лица, права потерпевшего, предусмотренные Кодексом, переходят к одному из его близких родственников (п. 4 ст. 5 УПК РФ). Волгоградский гарнизонный военный суд в своем запросе в КС просил признать ч. 8 ст. 42 УПК РФ не соответствующей статьям 2, 15, 17, 18, 19, 46, 52 и 55 Конституции РФ, поскольку, по мнению заявителя, оспариваемая норма, подлежавшая применению при рассмотрении уголовного дела об убийстве гражданина М., не позволяла наделить правами потерпевшего его несовершеннолетнюю дочь, поскольку ранее такие права приобрела родная сестра погибшего, двое же близких родственников не могут одновременно обладать правами потерпевшего.

Разрешая поставленный вопрос, КС в Определении от 18.01.2005 г. № 131-О указал, что обеспечение гарантируемых Конституцией РФ прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве обусловлено не формальным признанием лица тем или иным участником производства по уголовному делу, в частности потерпевшим, а наличием определённых сущностных признаков, характеризующих фактическое положение этого лица как нуждающегося в обеспечении соответствующих прав. По смыслу ч. 8 ст. 42 УПК РФ, каждый из близких родственников в случае причинения ему вреда наступившей в результате преступления смертью близкого родственника имеет право на защиту своих прав и законных интересов в ходе уголовного судопроизводства. То обстоятельство, что в ч. 8 ст. 42 УПК РФ указывается на возможность перехода прав потерпевшего лишь к одному из его близких родственников, само по себе не может рассматриваться как основание для лишения прав всех иных близких родственников. Это следует из ст. 45 (ч. 1), 46 (ч. 1) и 52 Конституции РФ, из положений международно-правовых актов и ранее сформулированных КС правовых позиций, согласно которым, отказ в признании лица потерпевшим от преступления и в обеспечении его прав возможен лишь в случае, если права и законные интересы этого лица непосредственно не были затронуты деянием, в связи с которым ведётся предварительное расследование или судебное разбирательство. Если же преступлением затрагиваются права и законные интересы сразу нескольких лиц, никто из них не может быть лишён права на судебную защиту. Иными словами, предназначение нормы ч. 8 ст. 42 УПК РФ состоит не в том, чтобы ограничить число лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве в качестве потерпевших, а в том, чтобы определить круг близких родственников погибшего, которые могут претендовать на участие в производстве по уголовному делу в этом процессуальном качестве. Выявленный КС конституционно-правовой смысл ч. 8 ст. 42 УПК РФ является общеобязательным и исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике – она не может истолковываться правоприменительной практикой как не допускающая возможность наделения правами потерпевшего по уголовному делу о преступлении, последствием которого явилась смерть лица, одновременно нескольких его близких родственников, и, следовательно, не может расцениваться как нарушающая конституционные права этих лиц.

Мысль о том, что в целях обеспечения гарантируемых Конституцией РФ прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве необходимо ориентироваться на сущностные признаки, характеризующие фактическое, а не формальное положение лица как нуждающегося в обеспечении соответствующего права, высказана КС и в ряде других решений.

Например, Южноуральский городской суд Челябинской области не удовлетворил жалобу гражданки С. на постановление дознавателя, отказавшего в возбуждении уголовного дела по факту нанесения ей телесных повреждений, признав постановление законным и обоснованным. В рассмотрении кассационной жалобы на данное судебное решение С. было отказано со ссылкой на ч. 4 ст. 354 УПК РФ, предоставляющую право апелляционного и кассационного обжалования судебного решения лишь указанным в данной норме лицам (осуждённому, оправданному, их защитникам и законным представителям, государственному обвинителю или вышестоящему прокурору, потерпевшему и его представителю), к числу которых, по мнению суда, С. не относится (она являлась пострадавшей от преступных действий, но в силу ч. 1 ст. 42 УПК РФ не могла до возбуждения уголовного дела быть признана потерпевшей, а в возбуждении уголовного дела как раз и было необоснованно, по мнению С., отказано). В вынесенном по жалобе С. Определении от 22.01.2004 г. № 119-О КС, сославшись на ранее принятые им решения (высказанные правовые позиции), указал, что суды при применении УПК РФ должны учитывать, что в соответствии с его ст. 19 и 123 – действия (бездействие) и решения органов дознания, дознавателя, следователя, прокурора и суда могут быть обжалованы как участниками уголовного судопроизводства, так и иными лицами в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы. Указанные нормы, носящие общий характер (в единстве с которыми подлежит применению оспариваемая С. ч. 4 ст. 354 УПК РФ), не содержат каких бы то ни было предписаний, позволяющих ограничивать возможности лиц, чьи права и законные интересы оказались непосредственно затронутыми конкретными судебными решениями, по обжалованию этих решений в вышестоящие судебные инстанции.

Кассационное рассмотрение уголовного дела, согласно гл. 45 УПК РФ, осуществляется с участием сторон. Неявка лиц, своевременно извещённых о дате, времени и месте заседания суда кассационной инстанции, не препятствует рассмотрению уголовного дела (ч. 4 ст. 376 УПК РФ). Особенность предмета уголовного судопроизводства предопределяет особенности правового статуса некоторой части обвиняемых, а именно содержащихся под стражей. Совершенно очевидно, что такой обвиняемый не в состоянии самостоятельно явиться в суд, а только может быть туда доставлен по распоряжению суда. Ещё в Постановлении от 10.12.1998 г. № 27-П КС признал положение ч. 2 ст. 335 УПК РСФСР, согласно которому вопрос об участии осуждённого в заседании суда кассационной инстанции, разрешался этим судом, не соответствующим ч. 1 ст. 19, ч. 1 ст. 46, ч. 1 ст. 47, ч. 3 ст. 50 и ч. 3 ст. 123 Конституции РФ в той мере, в какой оно позволяло суду в случае, если он отклоняет ходатайство осуждённого, содержащегося под стражей, о рассмотрении дела с его участием, принимать окончательное решение по делу, не предоставив такому осуждённому возможности ознакомиться с материалами судебного заседания и изложить свою позицию по рассмотренным судом вопросам. Соответствующие положения нового УПК РФ были сконструированы с учётом приведённой правовой позиции: «Осуждённый, содержащийся под стражей и заявивший о своём желании присутствовать при рассмотрении жалобы или представления нa приговор, вправе участвовать в судебном заседании непосредственно либо изложить свою позицию путём использования систем видеоконференц-связи. Вопрос о форме участия осуждённого в судебном заседании решается судом» (ч. 3 ст. 376). При этом не только осуждённый (т.е. обвиняемый, в отношении которого вынесен обвинительный приговор), но и все иные лица, в отношении которых УПК РФ предусматривает возможность содержания под стражей в период осуществления уголовного судопроизводства (подозреваемый, обвиняемый, подсудимый), наделены правом кассационного обжалования соответствующих судебных решений. Однако обвиняемому Г., содержавшемуся под стражей и обжаловавшему в кассационном порядке вынесенное в отношении него судебное решение, было отказано в удовлетворении ходатайства об участии в заседании суда кассационной инстанции, поскольку ч. 3 ст. 376 УПК РФ истолковывалась правоприменительной практикой как исключающая возможность участия в заседании суда кассационной инстанции содержащегося под стражей обвиняемого, не являющегося осуждённым. Сославшись на правовые позиции, сформулированные в его предыдущих решениях (постановление от 10.12.1998 г. № 27-П, определение от 10.12.2002 г.315-О), КС в Определении от 22.01.2004 г. № 63-О, вынесенном по жалобе гражданина Г., признал, что положения ст. 376 УПК РФ, регламентирующие участие осуждённого, содержащегося под стражей, в заседании суда кассационной инстанции, по их конституционно-правовому смыслу не могут рассматриваться как лишающие содержащегося под стражей обвиняемого, в отношении которого ещё не постановлен приговор, права путём личного участия в судебном заседании или иным предусмотренным законом способом изложить суду кассационной инстанции своё мнение по существу вопросов, связанных с рассмотрением жалобы или представления на промежуточное судебное решение, затрагивающее его конституционные права и свободы.

Аналогичные выводы были сформулированы КС в Определениях от 16.10.2003 г. № 480-О и от 25.03.2004 г. № 61-О. В первом случае КС признал, что ч. 3 ст. 376 УПК РФ не исключает необходимость предоставления права участвовать в заседании суда кассационной инстанции осуждённому, отбывающему наказание в виде лишения свободы, обжаловавшему иное судебное решение по уголовному делу, по которому он был осуждён (в том числе вынесенное в стадии исполнения приговора), и ходатайствовавшему в соответствии с ч. 1 и 2 ст. 375 УПК РФ о своём участии в рассмотрении его жалобы судом кассационной инстанции. Второе определение было вынесено по делу, в котором суды общей юрисдикции истолковали положения ст. 376 УПК РФ как исключающие возможность участия в заседании суда кассационной инстанции содержащихся под стражей обвиняемых, обжаловавших в кассационном порядке вынесенные в отношении них судебные решения, в том числе о продлении срока содержания под стражей.

Кстати, ряд заявителей пытались оспорить конституционность тех положений ч. 3 ст. 376 УПК РФ, согласно которым вопрос о форме участия в судебном заседании осуждённого, содержащегося под стражей (непосредственно или путём использования систем видеоконференц-связи), решается судом. В этой связи в определениях от 19.03.2003 г. № 121-О, от 16.10.2003 г. № 319-О и от 18.11.2004 г. № 370-О КС указал, что необходимые гарантии судебной защиты и справедливого разбирательства дела на стадии кассационного производства, которые должны быть обеспечены осуждённому, содержащемуся под стражей, могут быть реализованы не только путём предоставления осуждённому возможности лично участвовать в судебном заседании, но и иным образом – в частности, путём поручения осуществления своей защиты избранному им защитнику, представлением своих письменных возражений на доводы, приводимые в кассационных жалобах, представлениях и выступлениях лиц, участвовавших в заседании суда кассационной инстанции. При этом конституционно значимым является то, что в интересах правосудия осуждённому, изъявившему желание участвовать в судебном заседании, должна быть обеспечена реальная возможность изложить свою позицию относительно всех аспектов дела и довести её до сведения суда, поэтому нормативными положениями ч. 3 ст. 376 УПК РФ конституционные права и свободы заявителей не нарушаются. Установление же того, была ли осуждённому реально обеспечена возможность высказаться в суде кассационной инстанции по существу рассматривавшихся судом вопросов и приводить с помощью системы видеоконференц-связи доводы в опровержение выводов противоположной стороны, является прерогативой вышестоящих судов общей юрисдикции.

Отдельные приведённые в настоящей статье примеры наглядно свидетельствуют о существенной роли КС в защите гарантированных Конституцией РФ прав и свобод граждан в ходе уголовного судопроизводства. Остаётся надеяться, что правоприменительные органы (дознаватели, следователи, прокуроры и суды) будут всё же стремиться к самостоятельному пониманию смысла закона на основе единожды изложенных правовых позиций КС, не обрекая граждан всякий раз на новые обращения в Конституционный Суд РФ для выявления единых сущностных конституционно значимых признаков схожих правовых институтов.

Вестник публичного права. 2005. № 11. С. 3-7.

[1] в Справочную правовую систему Консультант Плюс, содержащую, насколько нам известно, наиболее полную базу решений КС, на начало октября 2005 г. было включено 227 постановлений и около 2250 определений

[2] http://www.ksrf.ru/contact/review.htm

[3] впервые указанная правовая позиция была высказана КС в Постановлении от 28.01.1997 г. № 2-П

Комментарии запрещены.